Сергей Лукьяненко - Пристань желтых кораблей. [сб.]
ПАСТОР АНДРЕЙ, КОРАБЕЛЬНЫЙ МУЛЛА, ПО СОВМЕСТИТЕЛЬСТВУ — ВЕЛИКОЕ ВОПЛОЩЕНИЕ АБСОЛЮТНОГО ВАКУУМА
Каждому писателю доводится изобретать велосипед. В этом нет ничего постыдного, но как же это каждый раз обидно!
Идея “в будущем религии ничуть не умрут, а вот держать на космическом корабле нескольких священников накладно” показалась мне очень интересной. Потенциально — крайне смешной.
И я написал рассказ, которым остался весьма доволен, после чего радостно начал посылать его в журналы. Было это где-то в 1989–1990 году…
Первый же ответ меня крайне смутил. У меня поинтересовались, читал ли я повесть Гарри Гаррисона “Билл — герой галактики”.
Я нашел ее и прочитал.
После чего понял, что патент на велосипед давным-давно приколочен Гаррисоном на стенку.
Что тут поделаешь? Я спрятал рассказ, чтобы не позориться. Но уж в этом сборнике, где вы честно предупреждены, с чем столкнетесь — все-таки его опубликую! Слишком мне обидно, что Гаррисон успел раньше!
Когда Андрей выходил из своей каюты, к двери робко приблизился Бенедикт Райх, инженер-навигатор крейсера.
— Вы уходите, пастор? — неуверенно спросил он.
Мысленно Андрей произнес что-то очень и очень далекое от смиренной радости при виде заблудшей паствы. Вслух он сказал:
— Входи, Бенедикт. У меня есть время выслушать тебя.
Перед тем как вернуться в каюту, Андрей набрал на клавиатуре электронного замка три буквы: “ЛЮТ”. Лютеранство.
За медленно открываемой дверью возник едва уловимый шорох. Пластиковые шторки спустились на многочисленные иконы, стеклянный ящичек с мощами Святого Гуго-марсианина утратил прозрачность и стал походить на небольшой комод. Забытую на столе книгу Дора Манихейского “Основы веры Братьев Господних” подхватил высунувшийся из стены манипулятор, и торопливо поставил на книжную полку — так, чтобы не было видно надписи на корешке.
Когда Бенедикт Райх вошел в каюту своего пастора, она вполне отвечала самым строгим требованиям веры.
— Опять беспокоит работа, Бенедикт? — сочувственно спросил Андрей.
Инженер закивал, и, помедлив секунду, с жаром заговорил:
— Высчитывая курс крейсера, я должен всецело полагаться на приборы. Но ведь сказано: свет Луны есть знак божественной заботы, изучать его как отражение солнечного света — дело ученых. Следовательно, производя расчет траектории, я…
“Какой черт занес лютеранина в инженеры?” — с ужасом подумал Андрей. И произнес:
— Сомнение твое верно, но лишь отчасти… Вдумайся…
Через пятнадцать минут Андрей торопливо шел по коридору. Опаздывать к капитану крейсера не хотелось. Формально корабельный священник ему не подчиняется, но…
На площадке перед скоростными лифтами Андрей увидел Мустафу. Старший электронщик сидел на корточках, разостлав перед собой маленький зеленый коврик.
— Андрей-молла! — укоризненно воскликнул Мустафа.
“Шайтан тебя возьми — подумал, содрогнувшись, недавний пастор. — Время намаза!”
Выдернув из широкого нагрудного кармана тончайший молитвенный коврик, Андрей-молла плюхнулся на пол. Поерзал, поворачиваясь лицом в ту сторону, где предположительно находилась Земля — и, следовательно, Мекка.
Совершив намаз, мулла и электронщик пошли к лифтам. Мустафа отправился в столовую, а Андрей в главную рубку, к капитану. Увы, невезение продолжалось. По дороге ему пришлось исповедовать вошедшую в лифт Агнессу, ревностную католичку и крайне привлекательную девушку. Отпустив ей случившийся накануне плотский грех, Андрей натолкнулся на огнепоклонника Сококу. Втолковав рослому негру, что межзвездный полет — это не предательство Отца-солнца, а наоборот, паломничество во славу небесного огня, наставник-протуберанец Андрей почувствовал легкую усталость. Дальнейший путь был легче, если не считать того, что последние сто метров по коридорам исполинского крейсера Андрей проскакал вместе с Эдвином из секты Укротителей Плоти.
На прощание Андрей с Эдвином обменялись парой пощечин. В своей неизмеримой заботливости верховный бичеватель Андрей добавил Эдвину третью пощечину, необязательную, но показывающую его крайнее расположение к молодому сектанту.
Конечно же, Андрей опоздал. В рубке уже не было никого, кроме капитана, лампы были притушены, а часть приборов выключена.
— Вы опоздали, Андрей, — мягко упрекнул его капитан.
— Проведем церемонию по меркурианскому времени, — твердо ответил Андрей — Великое Воплощение Абсолютного Вакуума.
— Не будет ли это ересью? — задумчиво спросил капитан, отключая последние лампы и переводя управление на компьютер.
— Нет, — уверенно соврал Андрей. — Поскольку двигатель корабля нашего делали на Меркурии, а в Третьей Книге Чистых листов сказано: “Где пусто, там и чисто; где сердце, там и голова”. Сердце корабля нашего — двигатель, голова его — рубка.
— Это толкование мне в голову не приходило, — признал капитан. — Начинайте.
Андрей устроился в кресле поудобнее и произнес нараспев:
— Во имя Звезд пылающих, во имя Солнца огненного…
— Андрей! — испуганно вскрикнул капитан. — Не богохульствуйте!
Секунду Андрей с недоумением смотрел на него. Потом покраснел и извинился:
— Это все Сококу, наш огнепоклонник. Я только что с ним говорил, ну и… Я не виноват, что в ваших ежегодных молитвах такие похожие начала.
— Во имя Вакуума, молчите! — взмолился капитан.
— Хороши, хорошо… Я начинаю.
Андрей откашлялся и затянул:
— Во имя Космоса холодного, во имя Вакуума иссушающего…
Когда церемония ежегодной молитвы поклонников Пустоты окончилась, капитан участливо посмотрел на Андрея.
— Трудно вам приходится, ваше пустейшество…
— Да. — Андрей со вздохом натянул комбинезон, который полагалось сбрасывать в ходе молитвы. — А что поделаешь? На крейсере пятьсот верующих, исповедующих девяносто три религии. Нельзя же для каждого заводить отдельного священника. Вот и верчусь, как белка в колесе…
Помолчав секунду, Андрей добавил:
— Кстати, “белка в колесе” — самое непристойное ругательство анималистов. Слышал бы меня наш биолог…
— Что поделаешь, идет Второе Религиозное Возрождение, — посочувствовал капитан. — Новые верования появляются каждый день. На Лагосе мы должны взять на борт двух механиков. По анкетам они — промиски. Что это?
— Секта полной сексуальной свободы, — ответил Андрей, подходя к двери. — Верят в животворную силу фаллоса и раз в три дня устраивают коллективное публичное совокупление.
